Интерес зрителей к фильму скандального Михаила Локшина вполне объясним. Хочется понять: можно ли еще раз проинтерпретировать этот архетипический сюжет так, чтобы он отличался от классических постановок и экранизаций? Профессор кафедры лингвистики, перевода и иностранных языков, доктор филологических наук, булгаковед Виктория Карпухина поделилась своими впечатлениями от просмотра нового фильма «Мастер и Маргарита».\
Авторы-постмодернисты решили этот вопрос стратегически: по классическим правилам языковых игр прецедентные цитаты были «нарезаны» из известного всем текста и озвучены другими персонажами. К этим цитатам добавились фрагменты из писем и дневника М.А. Булгакова, и все это было смонтировано в соответствии с постмодернистским принципом антиреализма (Кевин Харт) в «лоскутный» нарратив, где хронотоп двоится, экранная картинка «плывет», а действие начинается с середины романа. Принципиальное изменение фабулы работает как narrative hook: если в начале фильма зрителю предъявляют разгром квартиры критика Латунского, то становится очевидным, что он – один из основных персонажей романа (даже если Булгаков об этом и не сказал).
Еще один ключевой персонаж появляется вовсе не в сцене на Патриарших, как полагалось по сюжету Булгакова. Эффект обманутого ожидания срабатывает и здесь: с Воландом сначала беседует мастер, alter ego Булгакова, а не Берлиоз и Бездомный. Воланд (Аугуст Диль), безусловно, хорош. Изначально фильм был назван его именем, и это объяснимо. Воланд в фильме – главный герой, в параллели с условным Булгаковым-мастером. И то, что именно Воланд присутствует при аресте мастера и при сожжении рукописи, может быть проинтерпретировано как удачный режиссерский ход, хотя и отсылающий к известным беседам Ивана Карамазова.
В фильме много визуальных цитат: почти полностью ушел мир Ершалаима, но осталась постмодернистская цитатная нарезка. Смысловая глубина ершалаимских глав заменена «Гарри Поттером», бёртоновской «Алисой», «Джокером», «Над кукушкиным гнездом». Цитаты, как и полагается в каноническом постмодернистском тексте, вполне узнаваемы. «Проделана огромная работа».
«Мастер и Маргарита» – «текст по мотивам», но сегменты булгаковского текста в нем все-таки есть. Удачным может быть признан и актерский кастинг: Евгений Цыганов неожиданно оказался похожим на молодого Булгакова. Юлия Снигирь до Ковальчук и Вертинской немного не дотягивает. Ее эффект – голосовой. В нарративе о написании «романа о романе» Снигирь играет не Маргариту, а, скорее, Елену Сергеевну Шиловскую, твердую, ироничную, беззаветно любящую. Она предстает некой Ольгой Ильинской, вытаскивающей Обломова-Булгакова из болота привычного быта. Мастер выступает как еще один персонаж в череде рефлектирующих «лишних героев» русской литературы. Авторы фильма совпадают здесь с Б. В. Соколовым, составителем «Булгаковской энциклопедии». Так же, как совпадают они и в ключевой идее о двойничестве персонажей: все двоится и плывет в этих мирах Булгакова, автор и мастер, автор и Воланд, мастер и Понтий Пилат. Но хронотопическая структура романа Булгакова намного сложнее картинки со спецэффектами, которую зритель видит на экране.
Вместо «расходящихся вселенных» булгаковского текста зрителю предложено следствие глобализации – многоязычие. Воланд говорит по-немецки, мастер-Булгаков беседует с ним по-немецки, в варьете и на балу звучит «одомашненный» французский («Аншанте!»). Прокуратор и Иешуа говорят по-латински, но и латынь несколько англизирована.
Безусловно, жаль потерянной булгаковской сатиры на современных ему литераторов, это обеднило фильм. У Булгакова был острый и смешливый фельетон, у его интерпретаторов – вполне западный взгляд на Советский Союз с традиционными социальными стереотипами Запада: кошмарные энкавэдэшники, психиатрические клиники как инструмент подавления свободной мысли, вечная неумелая стройка в молодой советской стране.
Неудача постигла авторов фильма и в случае с образом кота Бегемота. Даже механическое неуклюжее существо в экранизации Владимира Бортко производило более удачный эффект, здесь же перед зрителем Бегемот предстал «молчаливой галлюцинацией», что действительности не соответствовало.
Вместо ожидаемо сильного булгаковского финала авторы фильма выбирают еще одну детскую аллюзию к «Гарри Поттеру»: Воланд с полыхающей синим пламенем рукописью вынужден визуализировать свою самую известную фразу. Антиосновность как еще один принцип постмодернизма реализуется в этом финальном образе совершенно отчетливо.
Полагаю, что фильм заставит перечитать сам роман Булгакова, и здесь авторы-постмодернисты снова «совершили благо»: перекроив классический сюжет, они вновь обратят зрителя к оригиналу.